Глава VII. Поминки по Кёкёктёю
Тогда начал свою речь Урбю и успел произнести одно только слово: "Манас!". Но в этот миг Манас посмотрел на него так грозно, что тот растерял все свои слова и не мог больше ничего из себя выдавить.
Рассердился Кошой на Урбю и повел речь сам:
Конурбай из Анджи-Бейджина,
Великий калдай, проклятый духом умерших.
Просит у Бокмуруна Мааникера.
Вот мы и пришли к тебе за советом!
Услыхав, что сказал Кошой, Манас пришел в ярость и закричал:
- Эх, абаке! Где же твой разум?
Как ты можешь говорить мне такие слова?
В то время, когда мое могущество
Достигло сияния солнца,
Как же можно уступать угрозам Конурбая
И отдать ему скакуна?
Задается слишком эта свинья.
А ну-ка я попробую с ним сразиться!
Могу ли я уступить ему
В то время, как мое величие
Поднялось, как сияние месяца.
Возгордилась слишком эта свинья.
А ну-ка я столкнусь с ним разочек в великом бою!
Вот, когда погибнет Манас,
Когда он предстанет перед вечным судом.
Когда вселенную покорят китайцы,
Когда они двинутся, не встречая отпора, -
Вот тогда, Кошой, ты можешь отдать им в залог,
Не только коня, но и собственную дочь.
Сегодня он угрозой потребует Мааникера,
Завтра - захватит Чалкуйрука у Тёштюка,
А потом посягнет и на Аккулу.
Разве все киргизские роды.
Отдав скакуна.
Не будут обнимать пересохшее русло с иссякшей водой,
И не полягут как обессиленные атаны?
Разве тогда молодца - азамата не постигнет несчастье.
Если ты отдашь коня без боя?
Разве за это в потустороннем мире
Не попадет Манас в ад?
Как теперь в моем присутствии
Осмелился ты сказать такие слова?
Если бы это был не ты, Кошой,
А кто-либо другой,
Я, не дожидаясь конца его слов,
Отрезал бы ему язык!